Мухобой хмыкнул, потирая ладони. Попросил:

– Семен Семеныч, сперва про лагерь. Факт неспровоцированного нападения…

– Да помолчи ты… – поморщился Абов.

– А как лаялся, писать? – опять спросила Розалия.

– Дело пиши! – повысил голос Абов и глянул на Валентина. – Итак, Волынов Валентин Валерьевич, вольный художник, уроженец города Краснохолмска, год рождения… впрочем, хватит формальностей, это уже записано. Сразу к делу… Восемь лет назад вы дали согласие стать необъявленным сотрудником Ведомства, но затем деятельность вашу направили Ведомству во вред, что следует расценивать как измену. Признаете?

– Охотно, – сказал Валентин со злорадством. – «Ведомству во вред» это, пожалуй слишком громко сформулировано. Однако, если вы так оцениваете, я горжусь. Это хоть как-то оправдывает меня… Только при чем здесь вы? Сами же утверждали, что Ведомства уже нет и вы из… другой организации…

– Это неверно. Признали – и отлично. Вопрос второй. Признаете ли вы, что около месяца назад несколькими выстрелами из револьвера убили бывшего сотрудника Ведомства, экс-ротмистра Косикова Артура Львовича?

– Вы что, спятили?!

– Отнюдь… Косиков был найден среди болотной пустоши с шестью пулями в теле, и пули эти выпущены из «бергмана». Такого револьвера ни у кого, кроме вас, в окру ге не было…

– Я не видел Косикова уже несколько лет, – без прежней уверенности сказал Валентин.

Абов обернулся к Аспиранту:

– Как там ваш прибор? Мальчику что-нибудь известно по этому вопросу?

– Да, я стрелял в человека! – торопливо крикнул Валентин. – Только не в Косикова. Вы с ума сошли! С какой бы стати он оказался там?.. Это было… совсем не у нас!..

– Это несущественные детали, – отозвался Абов. – Розалия Меркурьевна, пишите, что он признает… Или спросить мальчика?

– Черт с вами, признаю…

Было понятно, что это игра кота с мышью. И выхода нет.

Вернее, выход был: с размаха затылком о гвоздь – и конец страху и унижению. Пусть допрашивают мертвого! Но это значит бросить Женьку…

– Вопрос третий. И основной. Куда вы девали одного из ребят, оставленных с вами в лагере? Илью Митникова.

Валентин увидел, как у Женьки открылись глаза.

Об Илюшке ничего не было известно с той минуты, как он ушел сквозь обруч. Ничего и не могло быть известно – по законам перехода во Времени. Странно, что он еще вспоминался…

– Я не знаю, куда он делся. Это правда. И Женька не знает, не мучайте зря мальчишку…

– Но все-таки вы признаете, что он был! – обрадовался Абов. И сообщил доверительно: – А то ведь черт знает что. Приемная мать сперва подняла скандал, что он вернулся из лагеря и тут же сбежал, а потом заявляет: «Никакого Илью мы никогда не знали!» И дура эта, директорша лагеря, тоже… И даже наш уважаемый Леонтий Климович, – он глянул на Мухобоя, – не помнит, что именно из-за этого мальчика возник между вами конфликт. Считает, что вы бросились в драку без всякой причины… А?

– Что «а»? – безнадежно спросил Валентин.

– Мы хотим знать все, что вам известно об этом случае… Что-то ведь известно, не так ли? Эдуард Эрастович, как реагирует мальчик?

– Да скажу я, скажу! – крикнул Валентин. – Вы же все равно не поверите!

– Отчего же? У нас прибор…

– Это… связано с темпоральным потоком… Господи, ну зачем вам Илюшка-то?

– Объясню: мы должны держать под контролем всех контактеров. Они несут в себе потенциальную опасность для стабильности общества…

– Но мальчик не был контактером! Он не мог им сделаться, потому что… ушел в прошлое! Женька, я ведь правду говорю?

– Ага… – тихонько всхлипнул Женька.

– Именно вы его туда отправили? – без удивления спросил Абов.

– Да…

– Значит, вам известен способ? Отвечайте, Валентин Валерьевич, или ваш приемыш подстегнет вас своими воплями… Да и какой смысл скрывать?

– Я не скрываю… Но мне трудно объяснить, я же не теоретик…

– А вы попытайтесь… – Абов вместе со стулом заинтересованно перебрался поближе к Валентину. – Ну-с?..

– Только дайте слово, что отпустите Женьку, – вполголоса сказал Валентин.

Абов побарабанил пальцем по колену.

– Зачем же давать пустые обещания, Валентин Валерьевич… Вы же понимаете, мальчик уже слишком много знает про нас… Но одно обещаю честно: мучиться не будет. Даже и не заметит, как… Впрочем, как и вы. Зачем излишняя жестокость? Мы, в общем-то, гуманисты…

Холодея, Валентин сцепил зубы. Значит, всё… А впрочем, разве это не было понятно сразу? Когда еще испластали Женькину майку…

– В планах «гуманистов», очевидно, полное уничтожение контактеров? – сипло спросил Валентин. – Хотя нет, кое-кого держите при себе, на побегушках. Пока нужно… А потом, наверно, тоже… за ненадобностью… Да? – Это он вспомнил о Мишке Дырове. И подумал еще: «Все-таки нашелся Иуда среди тех двенадцати у костра. Самый серенький, незаметный… И не знает, глупый, что живет на краешке…»

– Вы почти угадали, – со вздохом признался Абов. – Что поделаешь. Это во имя всеобщего блага…

– Мне кажется, всеобщее благо ни при чем. Просто вы патологическую склонность к мученичеству детей сделали основой своей социальной деятельности…

– Хватит дискуссий на социальную тему, – поморщился Абов. – Давайте об этом… о темпоральном потоке. А то Эдуард и Мухобой займутся мальчиком, они это и правда любят… Итак?

– Я не могу объяснить… Могу только показать, – быстро сказал Валентин. – И то не все. Могу продемонстрировать движение Времени по обратному вектору… А для перехода человека в прошлое не хватает одного условия… одной детали.

– Какой?

– Лунной рыбки… У меня ее нет.

«Есть! Есть рыбка! Я сам! Юр-Танка же говорил: или рыбка, или человек…»

Лишь бы устроить, чтобы Женька попал в поток. И загадать, чтобы на месяц назад, в лагерь Юр-Танки! А сам – головой о гвоздь!.. Пусть остается Женька у трубачей. Без него, без Валентина, он не станет возвращаться…

– А где взять эту рыбку?.. Кстати, вы не сочиняете? Может, надеетесь, что мальчик не слышит?

– Мальчик слышит! Верно, Женька? Ты же помнишь, как мы отправляли Илюшку с помощью кольца? От трубы…

Женька, не открывая глаз, кивнул.

– Где ваша труба? – спросил Абов.

– Дома, разумеется…

– И… как вы посоветуете нам ее добыть? Надеюсь, понимаете, что ни вас, ни мальчика мы посылать за ней не можем.

Валентин сдержал рванувшееся наружу нетерпение. Изобразил тоскливое, последнее размышление.

– Хорошо… В правом кармане брюк возьмите у меня ключ. От квартиры… Жена уже на работе, дома никого нет… Адрес вам, я думаю, известен… Труба лежит на подоконнике. Медная… Сразу увидите…

Абов оглянулся на Аспиранта. Эдуард Эрастович кивнул и вышел. Вернулся через полминуты.

– Я послал мальчишку. Того… Все равно без дела ошивался у дверей. Объяснил ему…

– А ключ-то… – выдавил Валентин.

– У нас есть ключ от вашей квартиры, – сказал Абов. И отошел.

…Дальше в мозгу Валентина случился провал. Не полный провал памяти, а исчезновение времени. Исчезли звуки, и в сознании выключился механизм, который отсчитывал секунды, минуты. Как в замедленном кино, Валентин видел измученного, подтянутого к кольцу Женьку. И ощущал его отчаяние и боль. Но эти чувства тоже были как бы замершими…

Распахнулась дверь, и в спортзале оказался растрепанный, потный Мишка Дыров.

– Вот… Принес…

Он держал Женькину сигнальную трубу.

Так дико было видеть этот радостный, сверкающий предмет – эту частичку вольной жизни – здесь, в пыточной камере! Контраст был такой горький, что Валентин простонал:

– Дурак… не та труба…

– Как не та?! – потерял хладнокровие Абов.

– Я говорю про подзорную…

Мишка перепуганно залупал глазами.

– На подоконнике не было… А эта висела на стене…

Ужасаясь, что предстоит новое мучительное ожидание, Валентин опять открыл рот, чтобы объяснить… И услышал резкий Женькин вскрик:

– Это та! Не верьте ему! Это та труба!